– Помогите ей! Аленку уже полгода мучает больной желудок. Ей была назначена строжайшая диета, но вы ведь знаете эту молодежь, наверняка что-нибудь съела в школьной столовой!

Осматривающий Алену врач удивленно присвистнул.

– Сколько ей лет, говорите?

– Четырнадцать.

– Тогда уже легче. У вашей дочери не гастрит, у нее роды.

– Что?!

– Преждевременные роды!

С этим известием из жизни мамы Алены ушла последняя надежда на лучшее в будущем. Она больше не хотела ничего знать ни о дочери, которая так ее разочаровала, ни о внуке или внучке. Она обвинила дочку в том, что та является копией своего гулящего отца. У нее случился обширный инфаркт, и она умерла в больнице, совсем не цепляясь за жизнь, в возрасте сорока шести лет.

Судьба Алены развивалась не менее трагично. На седьмом месяце беременности Алене сделали тяжелейшую операцию, после которой она уже никогда не смогла бы рожать. Очнувшись в палате, первое, что увидела Алена, было лицо Тимура. Глаза его бегали, лицо дергалось, лоб покрылся испариной. Вообще его вид мало чем напоминал благородного принца. Увидев, что она открыла глаза, физрук, воровато оглянувшись, затараторил:

– Аленушка, детка моя, ну как же так? Я прихожу на работу, а там вся школа судачит, что ты в роддоме. Такая славная девочка, и такая неприятность! С кем же ты согрешила?

Алена с трудом разлепила бледные губы.

– Я ни с кем не грешила.

Глаза Тимура забегали еще сильней.

– Ты никому не рассказывала о… нашем порыве?

– Нет…

– Вот и славненько! Ты же любишь меня? Ты же не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?

Алена слабо покачала головой.

– Никому ничего не говори, и будешь умницей.

– А вы женитесь на мне? – прошептала Алена. – У нас и ребенок теперь есть… да и я вас люблю…

Тимур снисходительно улыбнулся и ответил нравоучительным тоном:

– Видишь ли, детка моя, когда ты вырастешь, ты поймешь, что не все так просто в жизни. Я тоже тебя люблю, но я женат, и у меня уже есть двое маленьких детей. А наш сын умер… очень жаль… но нет ребенка и нет ничего…

Лицо Алены и теперь, по прошествии пятнадцати лет, исказила гримаса боли. Это уже сейчас, став взрослой женщиной, она разложила все по полочкам и не винила себя. Четырнадцатилетний ребенок был просто обманут взрослым мужиком. Теперь Алена понимала, что стала жертвой изнасилования, а по физруку тюрьма плакала, причем с приличным сроком заключения. А тогда… Тогда Алену какими только не обзывали дрянными словами, самым благопристойным из которых было слово «распутница». Алена осталась сиротой, и тогда ей понадобилась помощь отца как никогда раньше, но его отыскать не удалось. Он больше не жил в Москве. Девочку хотели устроить в школу-интернат. Спасла Алену, как ни странно, очень строгая учительница русского языка и литературы Нелли Николаевна, оформив над своей ученицей опеку. Она взяла ее к себе в дом, рассорившись со всеми учителями. В то время Нелли Николаевне даже грозило исключение из партии за «организацию аморального вертепа на дому». Литераторша – женщина железной силы воли – была непреклонна. Она жила одна с двумя кошками, еще в молодости простившись с мечтой создать свою семью. Нелли Николаевна сама вечерами учила Алену, и ее подопечная экстерном за два года успешно сдала школьные экзамены. Алена знала, что до конца жизни будет благодарна этой женщине. Учительница никогда ни словом не напомнила ей о происшедшем в ее жизни. Только одну фразу она позволила себе холодным зимним вечером, закуривая сигарету:

– Мне жаль лишь одного, Аленка, что ты столько натерпелась и не стала матерью. Был бы сейчас с нами малыш… ну да ладно, не горюй, такова жизнь…

Алена в свое время, несмотря на вопросы окружающих, так и не призналась, кто являлся отцом ее умершего ребенка. Сначала покрывая его, затем не желая вспоминать прошлое. Кстати сказать, Тимур почти сразу же уволился из школы и исчез из поля зрения Алены навсегда.

Алена всячески помогала Нелли Николаевне по хозяйству, ходила по магазинам, убиралась в квартире, но все равно чувствовала себя обязанной и втайне от учительницы устроилась на работу. Она работала посудомойкой, гардеробщицей, ухаживала за престарелыми людьми от общества Красного Креста, работала помощницей воспитателя в интернате. Больше всего ее любили дети, открыв рот, они слушали Аленины рассказы. Она приносила им конфеты, помогала делать уроки и скоро поняла, что работа с детьми – ее призвание. Алена с легкостью поступила в университет на факультет биологии, по вечерам погружалась в учебу, а днем продолжала работать. Окончив университет с красным дипломом, Алена пошла работать в школу, конечно же, не в свою. Так как все в своей жизни она делала на «отлично», то и учительницей стала отменной. Несмотря на то что выглядела она зачастую моложе своих учениц и вела не самый популярный предмет, на ее уроках царила дружественная обстановка и железная дисциплина. Алена усмехнулась. «Железная леди» – так за глаза называли ее ученики, выражая этим свое уважение. Все вечера она проводила с любимой Нелли Николаевной, которая уже ушла на заслуженный отдых и страшно гордилась своей дочкой. У них всегда были теплые и доверительные отношения.

– Не знаю, что со мной было бы в интернате, – как-то сказала Алена, – вы спасли меня и стали второй матерью.

Нелли Николаевна растрогалась.

– Вон какая ты у меня выросла! На зависть всем! Меня волнует только один вопрос.

– Какой? – поинтересовалась Алена, с ужасом глядя на эскиз ленточного червя, которого ей изобразил один ученик в работе по паразитологии вместо краткого конспекта по теме.

– Почему ты не ходишь, как вся молодежь, на танцы, в какие-то компании с общими интересами… ну не знаю, почему у тебя, наконец, нет молодого человека?

– Во-первых, мне уже тридцать лет, не такая я уже и молодежь, – невозмутимо ответила Алена, заштриховывая жуткий рисунок, – во-вторых, меня никогда не тянуло на танцы.

– Я понимаю, что в университете ты была загружена выше головы, учеба, работа… но сейчас-то? Наладь личную жизнь! Неужели интересно со мной, старой кукушкой, вечера коротать?

Алена рассмеялась:

– Вы – единственный родной для меня человек!

– Ты не бойся мужчин, не все они подлецы, – продолжала гнуть свою линию учительница, – а уж твоего подонка Тимура я бы вообще к разряду мужчин не отнесла.

Алена ахнула, выронив тетрадку, которую проверяла:

– Так вы знали?! Давно?

– С самого начала и еще больше уверилась в своей правоте, когда он уволился из школы, спасая свою шкуру. Я всегда знала, что такую хорошую девочку, как ты, мог изувечить только такой скользкий тип, как физрук, – спокойно ответила Нелли Николаевна, выпуская в потолок кольца дыма.

– Почему же вы не выдали его? – спросила Алена. – Тогда все, как ненормальные, допытывались от меня правды.

– А зачем? Я берегла тебя, лишний раз не желая напоминать и травмировать. Тебя бы затаскали по судам, а ты – наивная дурочка – любила бы его и страдала. Да потом вся эта история касалась в первую очередь лишь тебя, и это было твое право – решать, выносить все на народный суд или нет.

– Спасибо вам! – с чувством поблагодарила Алена. – Вы тогда поступили правильно.

– А сейчас? Как бы ты поступила сейчас? – лукаво прищурив глаз, спросила Нелли Николаевна.

– Я бы двинула ему! Сразу бы легче стало!

– Вот это правильно! – засмеялась учительница. – А легче тебе станет, когда полюбишь по-настоящему.

Алена отвернулась к своим тетрадкам. Беда заключалась в том, что после того случая у нее была искорежена душа. Она больше так и не смогла подпустить близко к себе ни одного мужчину, так как слишком сильной болью и разочарованием кончилось для нее это сближение в детстве. Тимур убил веру Алены в благородных рыцарей.

– Да, кстати, – прервала ее грустные размышления Нелли Николаевна, – забыла передать тебе заказное письмо, принесли сегодня утром.

Алена разорвала конверт, и на стол выпал небольшой листок бумаги. Она прочла: